Еще темно. За окном — ни фонаря, ни звезды, только бархатная чернота, будто кто-то накрыл город тяжелым покрывалом.
Алиса приоткрыла форточку, и в комнату вплыл холодок, пахнущий мокрыми листьями и предрассветной тайной. Она закуталась в бабушкин плед с узором из сов и на цыпочках спустилась на кухню, чтобы не разбудить спящих родителей. Чайник зашипел тихо, будто извиняясь за шум в такой час.
На часах — без четверти пять. Сегодня первый день в новом офисе, и сердце Алисы колотилось, как пойманная птица. Но сейчас, в этой хрупкой тишине, страх куда-то уполз, оставив лишь любопытство. Она прижалась лбом к стеклу. Улица спала: фонари давно погасли, машины притихли у тротуаров, даже коты не шастали по крышам. Только где-то вдалеке кричала сова, словно рассказывала последнюю историю ночи.
Алиса взяла кружку с паром, обжигающую ладони, и вышла на крыльцо. Воздух обнял ее морозными пальцами, но она не шелохнулась. Где-то за лесом, за спящими полями, край неба начал сереть, как старая фотография. Она наблюдала, как черное превращается в синее, потом в лиловое, как на горизонте замигали первые огоньки — может, фермеры, может, такие же ранние пташки, как она.
И вдруг — гул. Сначала тихий, потом настойчивее. Поезд. Где-то за станцией он мчался сквозь предрассветную мглу, и Алиса представила, как люди в вагонах спят, уткнувшись в окна, или смотрят на тот же самый размытый рассвет. Она помахала рукой в темноту, и ей почудилось, что кто-то махнул в ответ.
К шести утра улица начала просыпаться: хлопнула калитка у соседей-дальнобойщиков, заскрипела дверь булочной, и запах свежего хлеба поплыл по переулку. Алиса вдохнула полной грудью. Понедельник. Новое начало.
А когда солнце, наконец, выглянуло из-за крыш, золотя верхушки берез, она уже шла по тропинке к автобусной остановке. Город вздыхал, потягивался, зевал фарами машин. Но в кармане у Алисы лежал кусочек утра — тихий, холодный, полный обещаний. И она улыбнулась понедельнику в ответ.