Тёплый весенний воздух пах новыми листьями и дымком от далёких костров. Улицы опустели, лишь редкие прохожие торопились домой, кутаясь в пальто. А она сидела на старой деревянной лавочке, затерянной в тени парка, и смотрела, как пар от пива растворяется в холодном воздухе. Бутылка в её руках казалась инородным предметом — слишком грубым для её изящных пальцев, украшенных серебряными кольцами. Но именно это сочетание — хрупкость и простоту — он заметил сразу.
— Место занято? — его голос прозвучал тише шелеста листвы под ногами.
Она подняла глаза. Он стоял, держа две бутылки пива, одна из которых явно предназначалась ей. Его шарф был повязан небрежно, словно он только что сбежал из осеннего ветра, чтобы найти здесь покой.
— Зависит от того, что предлагаете, — ответила она, пряча улыбку в воротник свитера.
Он сел рядом, не спрашивая больше. Между ними оставалось расстояние, достаточное, чтобы чувствовать тепло, но не касаться. Пиво оказалось имбирным — сладковатым, согревающим. Они говорили о пустяках: о том, как странно шуршат кусты за спиной, будто там прячутся сказочные существа; о том, почему фонари в этом парке всегда мигают, словно подмигивают влюблённым.
— Ты веришь, что звёзды слышат нас? — неожиданно спросила она, откидывая голову назад. Её шея блестела в свете фонаря, как шёлк.
Он посмотрел вверх. Чёрное небо было пустым — облака спрятали созвездия.
— Если бы слышали, то уже спустились бы вниз, — проговорил он, поворачиваясь к ней. — Зачем светить издалека, когда можно стать ближе?
Бутылки давно опустели, но они не замечали холода. Её смех смешивался с тишиной, а его истории о путешествиях обрастали нелепыми подробностями, чтобы продлить мгновение. Когда она встала, чтобы уйти, её шарф зацепился за ветку. Он осторожно высвободил ткань, и его пальцы на мгновение коснулись её волн.
— Завтра здесь же? — спросил он, не выпуская из рук кончик шарфа.
— Только если принесёшь имбирное, — она сделала шаг назад, но её глаза говорили «останься».
Он остался сидеть на лавочке, пока её силуэт не растворился в темноте. Фонарь над ним мигнул ещё раз, будто подписываясь под немым договором. Ночь, пиво, разговоры — всё это было лишь предлогом. Настоящее свидание началось бы завтра. Или, может, уже началось в тот миг, когда их смех впервые слился воедино под колыбельную осени.